Трамва́й (отангл.tram — вагон, вагонетка иангл.way — путь) — узкоколейная наземная электрическаяжелезная дорога, вид уличного и частично уличногообщественного транспорта, используемый преимущественно вгородах для перевозки пассажиров по заданным маршрутам. Трамвай возник ещё в первой половине XIX века — первоначальнона конной тяге и является одним из старейших видов городского пассажирского транспорта. Экспериментальный электрический трамвай, изобретённый и испытанныйФ. Пироцким, впервые появился в 1880 году вСанкт-Петербурге, а регулярное трамвайное сообщение впервые открылось в пригородеБерлина (Германия) в мае 1881 года под руководством компании Siemens & Halske.
Большинство трамваев используетэлектротягу с подачей электроэнергии через воздушную контактную сеть с помощью токоприёмников, однако существуют также трамваи с питанием от контактного третьего рельса илиаккумуляторов. Кроме электрических, существуют канатные идизельные трамваи. В прошлом существовали конные, пневматические,паровые ибензиновые трамваи. Трамвайные вагоны по назначению бываютпассажирские, служебные, грузовые, а также специальные (вагон-кран, вагон-компрессор, техническая летучка, передвижная электростанция и проч.).
Она показала своё стихотворение, переписанное рукой Блока. Почерк у него хороший. Я спросила о последней её встрече с ним. Она была в трамвае. Блок поклонился ей и спросил: «Вы подадите мне руку?»
Когда превозносят моётворчество — не скрою, конечно, приятно, но чувствую я себя при этом примерно как безбилетныйпассажир в трамвае: вот сейчас войдётконтролёр, оштрафует, опозорит и попросит выйти вон!
— К нам жалует Майкрофт, мойбрат! — И что же тут особенного? — Что особенного? Это всё равно, как если бы трамвай вдруг свернул с рельсов и покатил по проселочной дороге. Майкрофт движется по замкнутому кругу: квартира на Пэл-Мэл, клуб «Диоген», Уайтхолл — вот его неизменный маршрут. Сюда он заходил всей один раз. Какаякатастрофа заставила его сойти с рельсов? — Он не даёт объяснений?
Пришло известие осмертиБлока, умер отцынги. Уже появилисьнекрологи. Милюков написал о нём, что он «общепризнанный наследник Пушкина». Пушкин и Блок? <...>Она показала своё стихотворение, переписанное рукой Блока. Почерк у него хороший. Я спросила о последней её встрече с ним. Она была в трамвае. Блок поклонился ей и спросил: «Вы подадите мне руку?» — «Лично, да, но общественно между нами всё кончено». Он спросил: «Вы собираетесь уезжать?» Она: «Да, ведь выбора нет: или нужно идти туда, где вы бываете, или умирать». Блок: «Ну, умереть везде можно».
Гаврилин начал свою речь хорошо и просто: ― Трамвай построить, ― сказал он, ― это неешака купить. В толпе внезапно послышался громкий смехОстапа Бендера. Он оценил эту фразу. Все заржали. Ободренный приемом, Гаврилин, сам не понимая почему, вдруг заговорил о международном положении. Он несколько раз пытался пустить свой доклад по трамвайнымрельсам, но с ужасом замечал, что не может этого сделать. Слова сами по себе, против воли оратора, получались какие-то международные.[3]
Кто ездил в трамвае до 25 октября? Деклассированныеинтеллигенты, попы и дворяне. За сколько ездили? Они ездили за пять копеек станцию. В чем ездили? В желтом трамвае. Кто будет ездить теперь? Теперь будем ездить мы, работники вселенной. Как мы будем ездить? Мы будем ездить со всеми советскими удобствами. В красном трамвае. За сколько? Всего за десять копеек. <...> А кого вы нам противопоставляете? Изобретателя? А что он изобрел?Тормоз Вестингауза он изобрел? Самопишущую ручку он выдумал? Трамвай без него ходит? Рациолярию он канцеляризировал?
― Где же гости? ― спросила Маргарита у Коровьева. ― Будут,королева, сейчас будут. В них недостатка не будет. И, право, я предпочёл бы рубить дрова, вместо того чтобы принимать их здесь на площадке. ― Что рубить дрова, ― подхватил словоохотливый кот, ― я хотел бы служитькондуктором в трамвае, а уж хуже этой работы нет ничего на свете. ― Всё должно быть готово заранее, королева, ― объяснял Коровьев, поблескиваяглазом сквозь испорченныймонокль.[4]
Всюнеделю лежал, страдаяболью в мускулах от усиленной ходьбы, ― и был очень доволен. А за это время немцы подошли кГрозному и окружилиСталинград. Вчера всех порадовала сводка о нашем продвижении возлеРжева. В трамваяхстарушки говориликондукторам: ― Ведьпобеда. Можно за проезд и не брать. Режиссер Майоров высказал предположение, что Ржев ― демонстрация, чтоб отвлечь от юга немецкие силы. Говорят,Сталин ― на юге.[9]
28-ое июня <1944>. Пошли поНевскому первые послеблокадныетроллейбусы, очень праздничные и свежераскрашенные. Но это почти не влияет на загруженность трамвая. Да, мы снова узнали, что такое набитый трамвай.[5]
— Александр Болдырев, «Осадная запись (блокадный дневник)», 1941-1948
― Просто вы начитались до отрыжки современных поэтов, ― сказал примирительно Захаров и с удовольствием повторил: ― До отрыжки. ― Если судить по вашимкнигам, вы тоже предпочитаете художественную литературу трамваю. ― Дело в том, ― объяснил Захаров, ― чтоБельгия ― классическая страна трамваев. И мистическойпоэзии. Меня выслали за границу ещё гимназистом. Я попал в Бельгию, прижился там и окончилинженерный институт вЛьеже. Но дело не в этом. Дело ввойне.[10]
― Багреева, ты была когда-нибудь втеатре? ― Нет. Она вздыхает. Неужели она не знает, как она красива? ― Кто из вас бывал в театре? Все сидят неподвижно. ― А знаете ли вы, что такое трамвай? Да, конечно, они слышали. Он гремит по утреннему городу. Я вижу напряжённое лицо вожатой и заспанные губы кондукторши. Я покачиваюсь на задней площадке, трясусь… вместе со всеми своими радостями, и раздумьями, и печалями… И пассажиры толкают меня под бока… Это старое уродливое электрическоеживотное ― трамвай! Но на нём я уезжал вбудущее, когда ещё не существовалитроллейбусы… Она будет идти по скользкой дороге. Будет уже темно вокруг. Ведь теперь темнеет рано. Осень ведь… Знает ли она о том, как она красива? И вгубах ― ничего детского, уже ничего… Вдеревнях взрослеют рано.[7]
Трамваи, возившиеторф на консервныйзавод, делали здесь поворот, и мы, каксаранча, кидались наплатформы, сбрасывали куски торфа, подбирали и делили. Показался грузовой трамвай с платформой.Проводник втулупе иваленках сидел на передней её площадке. Мы кинулись на приступ ― и тут увидели, что на платформе не торф, асвёкла.Боже ты мой, мы накинулись на неё, какволчата, она была мёрзлая, стукалась о мостовую и подпрыгиваламячиками. Я удачно повис и бросал дольше всех, пока надо мной не вырос тулуп проводника, и я выскользнул из самых его рук. Пока я бежал обратно, на мостовой подняласьдрака.[11]
Сидячие места есть не только в трамваях илиавтобусах — их много и внауке. Здесь их занимают не самые проворные, как в общественномтранспорте, а и вправду убогие. Не те, кому далеко ехать, а кому долго дремать.
И лишь выбежав изпарка и столкнувшись с бессоннымпостовым, в нерешительности посмотревшим на него: остановить или не остановить, ― лишь тут словно споткнулся и перешел нашаг, трудно дыша. Из-за поворота, повизгивая, выехалремонтный трамвай, это было Монахову по дороге, и, не ожидая от себя такой дерзости и прыти, Монахов улыбнулсямилиционеру, подмигнул и вскочил на подножку трамвая. Милиционер погрозилкулаком ― и все. Монахов ехал домой, и ему легчало. Его мотало нарассветном, выплывающем из парамосту, и он радостно глядел на мир. И то, что могло показаться ему неудачнымприключением, вдруг вполне устроило и даже обрадовало его и чуть ли не исполнило удовлетворения. «Какоесчастье, ― думал он, ― что ничего не произошло».[12]
ВМоскве, так же, как во многих других городах, трамваи вышли на улицы во второй год нашего века — 1901. Первые линии прокладывали в столице бельгийские акционерные компании. Правда, некоторые историки называют и другую дату появления московского трамвая — год 1899. Маршрут — от Страстной площади до Бутырской заставы. А в каком городе страны самая старая трамвайная линия? Видимо, вКиеве. Регулярное движение «электрической конки» началось тут с 1892 года.Газеты начала столетия пестрели объявлениями об открытии новых линий.[13]
— Александр Песов, «Возвращение трамвая», 1984
Он вышел из дому в одиннадцать, с хорошим запасом, думая напоследок взятьизвозчика, ― но тут как раз подошел третий за день трамвай, и Ять вскочил в него. На лицевагоновожатого (так отчего-то называли водителя трамвая, словно вагон был отрядом, а он вожаком) проступило явное неудовольствие оттого, что Ять успел. Прежде на лицах вагоновожатых читалось гордое и доброжелательное сознание своей значимости (вот, господа, у нас естьэлектрическая конка, и мы вместе служимпрогрессу, осваивая ее). Да и трамвай был не тот ― коричневый, лаковый, ― а обшарпанный, словно решительно приобщившийся к новой жизни, в которой не было никаких излишеств вроде внешней опрятности. Пассажиров было двое ― матрос да баба с огромным мешком в бурых пятнах; от мешка разило гнилым мясом. Вскоре оба сошли.[14]
Александра ― благородное имя, опять же сколько вариантов, аАлевтина ― имя противное, потому что всегда напоминает девку-деревенщину, старательно и неумело скрывающую именно это ―деревенство. Алевтины ― это, навзгляд Александры Петровны, вчерашниесвинарки, которые, трясясь в городском трамвае, клянутся, что никогда, во веки веков, хоть раздави их этот самый трамвай, не жили в деревне. Ну разве наездом и в глубоком беспамятномдетстве. Алевтины, одним словом. Чурки сглазами.[15]
В замороженном прицепекондуктор дергает за веревку ―звонок, в ответ кондуктор моторного дергает за верёвку ― звонок, вагоновожатый нажимаетногой на свой звонок ― и трамвай двигается с места.[16]
Шёл я по улице незнакомой И вдруг услышалвороний грай, И звонылютни, и дальниегромы, Передо мною летел трамвай. Как я вскочил на его подножку, Былозагадкою для меня, Ввоздухе огненную дорожку Он оставлял и при свете дня. Мчался онбурей тёмной, крылатой, Он заблудился в бездне времен… Остановите, вагоновожатый, Остановите сейчасвагон. Поздно. Уж мы обогнули стену, Мы проскочили сквозь рощу пальм, ЧерезНеву, черезНил иСену Мы прогремели по треммостам.[17]
День, из душных дней, что клеймены на рынке белыхбредов; Где вдоль тротуаровкайманы лежат как свёртки пледов; Перекинутый трамваем, где гудит игуанадон; Ляпис-надписями «А.эМ.Де».[18]
Ветер свищет по мыслям, где медлим в трамвае мы, Где намрадио ропщут, ―газетный листок… Гость неведомойфлоры, преданьем срываемый, Меж авто, в пыльасфальта, спадаетцветок.[18]
Нынче Нынче такой бесприметный день, что горько что горько глядеть на людей. Даже трамваи Даже трамваи бегут от меня, зло и протяжно зло и протяжно звеня. Даже моторы — Даже моторы — друзья для других — фыркают, фыркают, как враги...
Гремя, трамвай подкатывает к лесу. Толпа ― ларьки ― зеленый дым вершин. Со всех концов к прохладному навесу Текут потоки женщин и мужчин. Дома предместья встали хмурой глыбой, Прикрывхарчевнями облезлые бока. Пей затхлыйсидр, глотайкартошку с рыбой И медленно смотри наоблака…[2]
В трамвай садится наш Евгений. О, бедный милый человек! Не знал таких передвижений Его непросвещенный век. Судьба Евгения хранила, Ему лишь ногу отдавило, И только раз, толкнув в живот, Ему сказали: «Идиот!» Он, вспомнив древние порядки, Решилдуэлью кончить спор, Полез в карман... Но кто-то спёр Уже давно егоперчатки, За неименьем таковых Смолчал Онегин и притих.[6]
Сказкам — отбой, книжкам — отбой, Война стоит у дверей. Здравствуй, мальчик, я за тобой, Вставай и двинем скорей. Под коврикключ, и шаг за край, И счастье тем, кто не спал. Вседьмое небо идет трамвай, Сдуваялиству со шпал.
.svg){kind=logo}
