Мне вспомнился крайне характерный анекдот, рисующий полное отсутствие знания туземных названий у назначаемых в край представителей высшей администрации. Разыгрался он с покойным генералом Духовским, получившим назначение в Туркестан из Приамурья и имевшим о новом крае самое смутное представление. Ехал он первый раз по всем областям с большой свитой.

С. М. Духовский(1838—1901)

Представлялись везде ему почетные туземцы старики–аксакалы, называемые так по своим белым бородам; «ак» ведь — белый, «сакал» — борода; в подстрочном переводе будет — «белобородые». Затем во многих местах на станциях железной дороги видел он сложенные оригинальные по виду серые дрова — саксаул.

Интересуясь всем, спрашивал он, разумеется, как все называется, и стал твердить, стараясь запомнить: аксакал — белобородый, саксаул — дрова. Потом, вероятно, все это у него в памяти перепуталось; приезжает он в один кишлак, видит — собрались старики;( ДальшеCollapse )

(Д. Н. Логофет. В забытой стране: Путевые очерки по Средней Азии)

Астраханцы, по случаю приезда шаха, испытывали сильную ажитацию: одни готовились поразить его взор цивилизациею, другие — упитывать тела его свиты; последняя задача выпала на долю почтенного коммерсанта В. Стол великолепно сервирован, сам хозяин, во фраке и белых перчатках, горит нетерпением и надеждами; наконец появившаяся пестрая толпа персов хлынула на яства: «рвут и жрут!», по выражению очевидца.

— Министры едут! — крикнул влетевший в столовую запыхавшийся курьер Р. и остолбенел.

— Как?! — изумляется В. — Кто же обедает у меня теперь?

— Что вы наделали? — возопил пришедший в себя курьер, вихрем налетая на персов. — Это — нукера (прислуга), а не министры!.. Ах, они… все пожрали!

(П. И. Огородников. Очерки Персии. СПб., 1878)

[КомендантСырдарьинского форта № 1] Михаил Павлович Юний известен каждому, кто знаком с геройскою обороною Севастополя. Он с горстью подобных ему храбрецов защищался на Малаховом кургане добрых два часа после занятия его французами. Супруга его, родом из Бессарабии, оказалась прелюбезною и наигостеприимною хозяйкою. Мы были приняты по–русски, по–старинному, потому что нам была предложена даже баня, чему, конечно, мы несказанно обрадовались, как и самому хлебосольству. … Кроме умения угостить и приютить проезжающего, Михаил Павлович обладает способностью и занять каждого. После обеда была устроена поездка по форту и на р. Сырдарью к слону, назначавшемуся в подарок от бухарского эмира нашему государю. …

Слон помещался в сарае, построенном из сырца на самом берегу р. Сыра. Описывать его нечего, это был слон, как слону и следует быть. У него слезились глаза от дурно устроенной печи, что, впрочем, нисколько не влияло на его аппетит и не мешало ему пожирать ежедневно всякой всячины на четыре целковых. Вожак его был для меня гораздо интереснее. Это был лагорец медно–синего цвета, говорил хорошо по–персидски с незнакомым мне акцентом. Он мне рассказал, что лет восемь тому назад слон этот был подарен англичанами кашмирскому магарадже, потом магараджею отправлен в подарок владыке Афганистана Дост–Мухаммед–Хану, а последний препроводил его к соседу своему, бухарскому эмиру. Все эти переселения слон совершил вместе с этим вожаком.

На вопрос мой, чей он подданный, вожак сначала поразил меня своим ответом.

— Я подданный Белого царя, — нисколько не стесняясь, сказал он.

Михаил Павлович удивился не меньше моего, и мы потребовали объяснения, полагая, что он или когда–нибудь попал в неволю, или авантюрист из персидских провинций Закавказья. Оказалось еще того проще.

— Я был английским подданным, меня со слоном подарили магарадже, я стал его подданным. Потом был нукером (рабом) Дост–Мухаммед–Хана и эмира; ахаля мен нуке́ри ак–падша́ гестем, — т. е. а теперь я слуга Белого царя.

Однако ему не удалось быть слугою Белого царя, потому что, при начале неприязненных действий, слон был не принят и возвращен эмиру, а с ним вместе отправился и всеобщий подданный, его вожак.

Караул-бек – так звали главного посланника – был человек лет восьмидесяти, но недавно женившийся и скучавший по своей молодой жене. Второй был Мулла Ирза-бек, молодой парень, большой фанатик и патриот эмировский; третий был ходжентец Наджмеддин-ходжа, который, вероятно, был приставлен к посольству в качестве соглядатая. При них было два человека прислуги: один – бадахшанец, невольник, а другой – сын персиянина, невольника. Двое последних не очень-то хвалили правление эмира и были бы готовы остаться у нас, если бы получили на это наше согласие. Палатка была разбита близ самого берега Сырдарьи, так что справа находилась пристань парохода «Сырдарья», а слева – парохода «Перовский». Бухарцы ходили совершать омовение на Сырдарью, и им чрезвычайно хотелось увидеть, как бегают пароходы. Нередко они подолгу стояли на берегу, вглядываясь в устройство неведомой для них силы, но ничего не могли ни сообразить, ни понять; нередко и я подходил к ним и заставал их, сидевшими на корточках, в этом глубочайшем умосозерцании.

–Ин атеш-кюмэ эст? (это пароход?) – спрашивали они меня.

– Да, пароход; а вон там другой, – отвечал я им, указывая налево.

–Аджаиб (удивительно), – продолжали они. – Правда ли, туря, мы слыхали, будто бы такой пароход бежит в час 100 верст?

– А вам хотелось бы видеть, как он бегает? – Я спрошу генерала [Романовского], может быть, он позволит вам показать.

– Спроси, пожалуйста; это чрезвычайно интересно, – закричали послы и начали между собою разговаривать о том, позволит он им прокатиться, или нет.

В это время начинался кадриль, и общество наше расстроилось. Азиаты мои с разгоревшимися, как уголь, глазами расползлись по сторонам и стали глазеть, как танцевал генерал.

– Смотри-ка, смотри-ка, – говорил один азиатец другому. – Он и сражаться, и плясать мастер. Ах, Аллах, что мы видим?! он с двумя женщинами под ручку бегает. Вот, смотри: тот джигит взял у него свою-то девку и ушел с ней разговаривать…

– Смотри, смотри, как обнялись, – кричали другие. – Ух, черт побери; ведь у них груди-то голые, а так и прижались… вон запрыгали… Дьявольское наваждение!..